Снег, он мягкий и теплый, особенно когда накрывает с головой. Он забирается под ворот рубашки, под подол, в сапоги, тончайшей пеленой ложится на спину, запутывается в волосах. Сначала это очень холодно, когда он заворачивает тебя в свой белый кокон, но потом становится удивительно тепло. Калелая от ранних заморозков земля под боком начинает раскачиваться.
-Рив! РИВ! О, Господи…
Снежные объятья, они почти такие же ласковые, как отцовские. Нигде еще не почувствуешь себя такой слабой и одновременно сильной. Ведь тот, кто так обнимает, крепко и ласково, он обещает защитить от всего. Жаль, не каждое обещание можно сдержать. Умерев, нельзя защитить семью от голодной смерти, нельзя защитить дочь от отчима, за которого в отчаянии выскочила мать, нельзя защитить сына от страшной болезни…
-Рив, девочка, слышишь, не смей! Не смей засыпать!!
…Нельзя защитить от чувства отчаяния, когда на твоих глазах камнями забивают младшего брата. От леденящих душу криков и камня, прилетевшего в висок, когда пытаешься закрыть собой. От пустоты, когда из любимых существ на земле остается только кошка, которая издыхает у тебя за пазухой с проломленными сапогом отчима ребрами и ошпаренным боком. Рив сейчас, наверное, чувствовала то же, что и кошка – нестерпимую жгучую боль по всему левому боку. Интересно, смогла бы она теперь, в подобной ситуации, сделать хоть что-нибудь? Хотя, какая теперь разница? Теперь кошки по широкому кругу обходят ее стороной.
Рывок. Ошпаренный бок резануло вспышкой боли, наверное, на него вылили еще одно ведро кипятка.
-Рив, не сдавайся! Не смей сдаваться! Он жив! Его не могли казнить сразу! Он жив..
Кого-то не казнили. Кто-то жив. Это хорошая новость. Наверное, Рив должна радоваться, но ей все равно. Еще рывок.
-Поднимайся, девочка.. Он жив. Тебя никто не винит! Поднимайся, надо идти…
Зачем идти, если здесь так тепло и уютно? Здесь кошка еще жива и трется башкой о колени, здесь можно услышать смех Сета, а не его отчаянные мольбы о помощи, от которых не спится по ночам. Здесь…
Вокруг все белое, и даже когда закрываешь глаза, темнее не становится. Не помню только, белый – цвет чистоты или смерти?